Феноменологическая работа с переживаниями

Алексей Жилов

Подход к биографической работе

Жизнь человека состоит из событий. Даже если мы «ничего не делаем», всегда что-то происходит: вокруг нас, внутри нас. Все, что так или иначе касается нас через наше восприятие и внимание, становится событием нашей жизни, можно сказать, — частью нас. Складываясь одно за другим, события образуют ткань нашей жизни, нашей судьбы. Оглянувшись на череду прошедших событий и собрав их воедино, мы можем назвать это биографией (в дословном переводе с греческого βιογραφία — жизнеописание).

Так мы всегда можем иметь летопись нашей жизни — той части, что уже прожита. И тогда центральными вопросами, из которых строится биографическая работа, для человека являются: Могу ли я читать эту летопись? Ее отдельные буквы, слова, предложения, абзацы, главы? Могу ли я понимать смысл отдельных частей и прозревать связи между ними? Могу ли я научиться видеть смысл отдельной точки (события) на линии судьбы, а также смысл жизненных линий (сюжетов, тем), нитями проходящих через судьбу и образующих ту самую ткань? Или даже увидеть картину всего полотна в целом? Могу ли я понимать свою судьбу?

Так встает перед нами вопрос поиска смыслов. Каждый человек может задаться вопросом: А есть ли вообще смысл в моей судьбе? Может быть никакого умысла и нет, и все происходит, например, просто в силу не поддающихся учету случайностей — как результат многочисленных «механических» столкновений атомов, из которых «состоит» наше тело, наши нервы, наш мозг, наша кровь; просто в силу механического закона, действие которого не способен исчислить ни один самый быстрый компьютер в мире, и потому нечего и пытаться понять? Или же такие смыслы есть и именно они определяют ход моей судьбы? И то, что случается со мной, нужно прожить именно мне? И почему именно мне и для чего именно эти события случаются в моей жизни?.. Что я могу с этим сделать?

Рассуждать про смысл можно с любой из этих (или других) позиций. Ключом же к разрешению вопроса оказывается личный опыт. Если в результате определенной работы я могу пережить явление смысла[1], тогда я на собственном опыте убеждаюсь, что он есть, и тогда могу с этим что-то сделать (например, поставить следующий исследовательский вопрос «Кто определяет этот смысл?» или любой другой, который окажется уместным для дальнейшей работы; или же направить свои усилия на изменение своего способа взаимодействия с миром, — в этом случае встает вопрос самовоспитания). Если я явление смысла не переживаю, значит для меня его не существует[2].

В этом месте возникает вопрос свободы. Если я могу найти смыслы, закономерности, влияющие на формирование моей судьбы и на ход событий, то открывается возможность прийти к тому, чтобы эти законы найти внутри себя самого (это может быть так, а может быть не так, — до получения личного опыта на этот счет вопрос опять-таки открыт), и таким образом пережить себя как свободную индивидуальность, способную самостоятельно, из самой себя определять себя же. Окажется ли для меня важным такое открытие и что я смогу с ним сделать — это снова вопрос личного опыта и личной свободы (и, конечно, ответственности).

Из вышесказанного видно, что в каждый момент решающим является личный опыт, идущий рука об руку со свободой. Я могу двигаться в направлении получении опыта познания и в каждый момент свободен делать это или нет, продолжать или остановиться.

Что побуждает меня к этому: живой исследовательский интерес и участие к жизни мира в целом или череда жизненных событий, которые столь болезненны, что жить с этим дальше невыносимо? Чаще происходит второе, но опять-таки: опыт может дать свидетельство тому, что этот второй путь возможно преобразовать — путем длительной работы, конечно, — в первый.

Тогда мы могли бы прийти к высшей цели, к вершине искусства биографической работы: научиться прямо по ходу событий, здесь и сейчас читать и понимать происходящее. Видя и понимая существенное, человек становится свободным (в этом снова можно убедиться лишь через личное переживание), и тогда может не рефлекторно реагировать, а творчески и исцеляюще, из импульса милосердия действовать в мире. Тогда он не пытается задним числом и умом поспеть за своей судьбой, а идет с ней рука об руку — и это как хождение по воде в библейской истории: когда опора появляется в тот момент, когда я делаю шаг. И тогда следующим вопросом здесь может быть: На что я в действительности могу опираться?

Описание подхода в художественной биографической работе

Итак, если оглянуться на прожитое, на свою биографию, причем сделать это внимательно и непредвзято, то можно заметить, что в большинстве случаев мы принимали гораздо меньше участия, чем можно предположить: события с нами происходили, что-то случалось, каким-то образом мы выпутывались или само рассасывалось, иногда нас как бы волоком протаскивало сквозь череду событий, иногда помогало чудо или случайный прохожий, иногда направляли наши ближние и друзья... Можно прийти к наблюдению, что большой доли в своей собственной судьбе мы не имеем. Здесь мы подходим к следующему практическому, можно сказать, методическому вопросу биографической работы: как я могу обрести живое соучастие в своей судьбе?

В биографической работе мы имеем дело с тем, что уже произошло, что можно вспомнить и, например, записать на бумаге. И в этом смысле мы имеем дело с мертвым: вот оно такое, какое оно было, имеет такую форму, оно однажды произошло и уже никогда не изменится. Это факт. И все же: можно ли найти в этом что-то живое?

Если действительно поисследовать, то можно обнаружить, что в связи с некоторыми событиями в нашей душе живет боль: больно вспоминать, больно думать об этом... Или даже простое неудобство, зуд непонимания. Каков бы ни был характер боли, в своем существенном она указывает на то, что есть живой процесс, ведь болеть может только там, где живое. И боль указывает направление на то место, которое нуждается в исцелении, которое может быть исцелено.

Итак, здесь мы имеем феномен: событие прошло и завершилось (стало «мертвым»), но продолжает вызывать боль (и это происходит сейчас, в этом смысле оно продолжает жить — теперь уже в душе) или нужду (например, потребность в понимании, принятии и так далее). Здесь мы имеем дело с чем-то, что было в прошлом, но актуальным в настоящем[3]. Это исходная позиция, с которой начинается биографическая работа. Образно говоря, в этом смысле ее задачей можно назвать попытку «воскресить из мертвых». Результатом такой работы должно стать нахождение того живого, что болит, и его исцеление — это можно обозначить как путь врачевания души[4].

Разные направления по-разному подходят к разрешению этого вопроса. Направление творческой биографической работы подходит к этому максимально прямо и непосредственно: исследование начинается с того события, с которым связано болезненное переживание. Если таких событий в связи с какой-нибудь болезненной темой много, то для начала выбирается одно, которое кажется наиболее подходящим, характерным, актуальным.

Здесь следует уточнить смысл слова «переживание». В обиходной речи русского языка, когда мы говорим «переживать», то часто имеем в виду беспокойство, тревогу, сильное волнение. В смысле биографической работы речь идет о том, что что-то происходило и мы это пережили, то есть что определенное событие стало частью нашего опыта. Совсем необязательно, чтобы событие вызвало сильные (или даже слабые) чувства. Переживание может быть также, например, и позитивным, радостным событием. По-простому: что-то произошло и оставило отпечаток в нашей душе.

Итак, для работы берется одно переживание, которое в нескольких предложениях записывается на бумаге. Опытно найдено, что наиболее подходящее их количество — пять. Важным является описать чистую феноменологию: то, что действительно происходило. А не то, что я сейчас думаю или могу предположить по этому поводу. Поэтому проверочным вопросом к каждому предложению и каждому слову может быть: Это действительно было, было так? Например, написать «он не пропустил меня вперед, он плохо воспитан» — некорректно. То, что он не пропустил вперед — факт, но как воспитывался человек и каков результат воспитания, и почему не пропустил — можем ли мы это знать наверняка?! Описание может затрагивать как телесный уровень (представление обстановки, контекста и что происходило: мы в деревянном доме, он вошел в дверь, она заплакала...), так и душевный (что происходило у меня в ощущениях, в душе: чувствовал усталость, злилась на него, подумал, что он издевается[5], ...).

Исследование переживания идет чисто феноменологическим путем в стремлении найти объективное. При том, что в конечно счете стоит задача найти, что значит это переживание для человека, мы движемся гетеанистически[6], каждый раз следуя принципу: не что я говорю или имею сказать о тебе, но — «Что ты говоришь мне о себе?» Если говорим мы, то говорим лишь то, что уже знали (и тогда не можем узнать ничего нового), если мы с участием слушаем — то можем услышать речь того, с чем мы встретились (и узнать от него новое; ибо оно знает о себе, но не мы). В этой работе мы стремимся дать переживанию и тому, что в нем содержится, самому заговорить с нами.

Для этого можно опросить все, что есть в переживании, — что оно есть такое само по себе, что оно может сказать о своей природе и себе как таковом: Что такое дом? Что такое деревянный? Что такое дверь? Что такое плакать? Что такое злиться?

Важно именно спросить, что такое дом (дом в принципе, не какой-то конкретный) сам по себе, вообще, как сущность, а не что такое для меня лично. Речь здесь о том, чтобы учиться находить и переживать сущность вещей и явлений, составляющих ткань события, в их собственной феноменологии, в их содержательном. Это та способность, которой катастрофически не хватает современному человеку: мы привыкли лишь рассудочно думать и судить о вещах и явлениях, знать их названия, но не переживать действительно их содержание[7]. При том что мы, современные люди, считаем себя очень умными, но навык и привычка переживать содержание собственного мышления (которое является неотъемлемой частью мирового мышления) у нас практически отсутствуют.

Итак, если последовательно, методично и бережно провести исследование сущностей переживания, то мы оказываемся перед объективным: даже казавшийся чисто субъективным процесс злости в душе предстает теперь как объективный мировой процесс, разыгрывающийся на арене души[8]. В этом смысле и мы сами оказываемся частью мирового объективного. А когда мы оказываемся в объективном, то открывается возможность узнать: а что происходит на самом деле? Ибо что объективно — то и на самом деле.

Через вышеописанное упражнение мы настраиваем свою душу на новый лад, и это действительно можно пережить через такую работу: те мертвые, зафиксированные слова и понятия, записанные в переживании, раскрываясь в своем сущностном, вдруг начинают приходить в движение, оживать, они как бы расколдовываются из своего заточения и обретают способность к бытию и живому взаимодействию между собой[9]. Это переживается как своего рода раздвижение в душе[10], нарастание ее подвижности, гибкости, пластичности, жизненности.

Это раздвижение не происходит сразу же при начале работы с переживанием, должно пройти некоторое время, в течение которого ведется такая работа по «душевному размягчению». «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Мф. 7:7) — так можно описать основной настрой этой работы, в которой искренний интерес, благоговение и внутренний покой будут надежными поручителями движения в верном направлении. Задача сопровождающего — поддерживать это настроение в себе и в человеке, который работает со своим переживанием.

Когда такое душевное раздвижение происходит, открывается возможность как бы перехода на новый уровень: начать переживать связи между сущностями. Этот уровень можно было бы описать как уровень жизненных процессов в мышлении, его органику. Именно здесь, через переживание связей, которые «вдруг» становятся «очевидными» (то есть буквально — видимыми очами, внутренним взором), мы можем увидеть и пережить те смыслы, которые являются «двигателем» переживания. И через это прийти к той руководящей идее, которая свела эти сущности вместе: этот дом, эту дверь, эту злость, этого меня, ... Увидеть, как творчески, искусно и — при всей возможной трагичности переживания — красиво было сплетено то, что в конечном счете стало биографическим событием.

Как правило в этом месте человек может увидеть ответ на тот вопрос или вопросы, которые у него были к переживанию. Если ответов сразу и нет, то в этом месте могут помочь направляющие внимание вопросы: «Что самое таинственное?», «Что самое важное?», «Что самое удивительное?», «Чему бы вы могли научиться из переживания?», «Какова эссенция переживания?», которые как по путеводной нити выводят человека к тому месту, где он сам может увидеть ответ.

Позитивным итогом работы, одновременно указывающим на то, что достигнут верный результат (помимо, собственно, нахождения ответа на вопрос, нахождения смысла), является возникновение чувства благодарности к тому, что это событие произошло в моей жизни, что я мог его пережить. И тогда наступает момент свободы: мы перестаем противопоставлять себя переживанию, перестаем говорить ему «нет», «не хочу», «не понимаю», оно становится частью нас, действительно может быть осознанно включено в судьбу. И через это само стать свободным: оно выполнило свою задачу — пробудить наше сознание. Отныне мы можем сознательно, художественно и из любви строить и развивать дальнейшие с ним отношения. Это и есть настоящее творчество жизни.

Здесь стоит вспомнить народные сказки про мертвую и живую воду. Хороший образ этого дан в сказке «Марья Моревна», где после убийства Ивана-царевича ворон и сокол приносят две воды. Ворон поливает разрубленное на части тело мертвой водой — и оно срастается, соединяется. Сокол — поливает живой водой, и Иван-царевич оживает, говоря: «Ах, как я долго спал!» Через этот ракурс можно смотреть и на творческую биографическую работу, когда весь процесс исследования переживания можно представить окроплением мертвой водой, приведением к целостности. Но решающим — именно живой водой — оказывается переживание чувства благодарности, способность направить благодарение из себя вовне, на тех, кому мы благодарны. И тогда происходит настоящее чудо воскресения.

Так наше оживленное через биографическую работу мышление оказывается живой водой для нас самих и для тех существ и фрагментов мира, с которыми мы связаны, которым причастны. Конечно, чудо не случается сразу и каждый раз, но может являться результатом методичного и мужественного продвижения человека на пути познания, на пути выработки в себе новой формы мышления — через развитие навыка феноменологически рассматривать свою собственную жизнь. И тогда жизнь начинает сама говорить с нами, а мы постепенно становимся способными решать поставленную в начале задачу: «научиться прямо по ходу событий, здесь и сейчас читать и понимать происходящее», научиться творчески принимать участие в своей судьбе, судьбе мира.


P.S. Конечно, в этом кратком очерке направление художественной биографической работы не могло быть представлено во всей его полноте. Есть много сторон и аспектов, оставшихся за кадром. Но один из главных жизненных «нервов» этой работы мы постарались осветить, в надежде дать импульс к дальнейшим исследованиям и практической работе.

В статье использованы иллюстрации Т. Шеваревой к сказке «Марья Моревна» (издательство «Малыш», 1990 г.).

Примечания

[1] — Что сопровождается переживанием появления света в сознании, в освещении тех мест, которые были раньше затемнены. Это может быть как образным, так и действительным описанием происходящего.

[2] — В лекции 8 апреля 1911 года в Болонье Рудольф Штайнер так говорит по поводу разрешения вопроса о доказательстве наличия духовного мира: «...Не может быть и речи о теоретическом споре о наличии духовного мира, а только о возможных переживаниях и наблюдениях, являющихся сознанию точно таким же образом, как и наблюдения, сообщаемые посредством внешних органов чувств».

[3] — «И тогда понимают, что в действительности прошлое есть настоящее, что оно кажется прошлым лишь потому, что мы, с нашим настроенным всегда на теперешнее наблюдение познанием, имеем это прошлое в данный момент не иначе как воспоминание. Объективно же оно есть непосредственно настоящее, все еще реальное» — Рудольф Штайнер.

[4] — «В прошлом всегда осознавалось, что целение и познание суть одно и то же; во всяком случае они — вещи одного порядка. Во времена, когда познание и религия были единством, познание воспринималось никак иначе, как указание человеку по поводу того, как ему обрести исцеление». — Рудольф Штайнер, GA 343.

[5] — Очень важна почувствовать разницу между тем, что думалось, когда событие переживания происходило, и тем, что я могу подумать или рассудить по этому поводу сейчас. В первом случае пришедшие мысли — как душевный процесс — являются частью переживания и могут быть записаны и взяты в работу. Во втором случае это мысли по поводу переживания, что можно об этом подумать сейчас — в этом смысле они не являются частью переживания и в расчет не берутся.

[6] — «Методическая ткань мировоззрения Гете состоит из способности наблюдения и способности понимания. Наблюдение — это бодрствующее внимание. Понимание — умение ждать до тех пор, пока вещи не заговорят сами. Гете не только надеется и верит, что мир истинен, но и слышит „голос“ мира. Если ты внимателен, то вещи заговорят сами и процесс познания, а за ним и деятельность станут диалогом, беседой с миром. Примером этого могут быть учения Гете о метаморфозе растений и о цвете. <...> Если... человек сознательно практикует подобное мировоззрение, оно, вырастая из практического, шаг за шагом становится научным. Не выдвигание гипотез с их последующей проверкой, а постижение из наблюдения и деятельности составляет методический путь гетеанизма». — Сергей Милютин, из предисловия к книге «Заметки о русской грамматике».

[7] — Может даже быть непонятно, что это значит — переживать содержание? Это может быть описано как умение «прикасаться» к своему мышлению.

[8] — Парадоксально: человек оказывается сам перед собой как объективное. Это дистанцирование, но с одновременным сохранением способности быть в контакте и переживать. Здесь мы оказываемся фактически в одном из упражнений, предложенных Рудольфом Штайнером в книге «Как достигают познаний высших миров», а именно: взглянуть на свое переживание как на переживание другого человека и увидеть существенное.

[9] — И для них это действительно освобождение, осуществляемое человеком.

[10] — В противоположность сжатию, наступавшему как результат любой боли.